В детстве я жил в пригороде, в небольшом посёлке, который населяли молодые и очень умные люди — инженеры, геофизики и прочие представители технопрофессий. Все работали над мегапроектом — сверхглубокой скважиной, бурившейся с целью изучения родной планеты.
Привычка с детства слушать непонятные разговоры взрослых стала для меня самым любимым делом — я ничего не понимал, но как же горели глаза этих людей! Они обсуждали что-то, тыкали пальцем в монитор (да, именно в монитор: компьютер в нашем доме появился году этак в 91-м), спорили и пили «жигулёвское». Дядя Юра тогда был почти не седовласым, носил очки и имел пышную шевелюру. Спустя годы я понял, что он напоминает мне Юрия Антонова. Дядя Витя, заходивший частенько к нам в гости, всегда радовал смешными рассказами и подтрунивал надо мной, а я никогда не обижался. Мой отец был геофизиком, поэтому на книжной полке в моей комнате вполне мирно соседствовали детские рассказы, «Квантовая физика» и «Изотопные излучения радиоактивных нуклидов».
Подняв как-то раз сидение дивана, я обнаружил там несметные сокровища: подшивку журнала «Радио» с семидесятых годов до начала девяностых! Я запоем читал статьи про транзисторы, микросхемы, микроконтроллеры, шины и прерывания, колебательные контуры и прочее, даже стал забывать сходить погулять. Папин паяльник постепенно стал нашим с папой паяльником, а склеенное из спичечных коробков хранилище под радиодетали стало моим хранилищем.
Однажды я бился над сборкой миниатюрного (по тем временам) радиоприёмника для УКВ-волн. FM-диапазон, если так понятнее. Статья Игоря Нечаева была закапана несколько раз припоем, залита чаем. Неделя с паяльником в руках, провонявшая канифолью комната, бардак и бедлам, а из динамика только помехи. Мне было 11 лет, я расстроился так, что ни с кем не хотел разговаривать. Детский максимализм грыз мой неокрепший мозг фразочками типа «да какой из тебя радиотехник, сопляк». Отец тогда уже перебрался на север работать вахтовым методом, и видел я его очень редко. Спросить было не у кого, а идти к дяде Юре «с такой-то чушью» я стеснялся. На приёмник я всё-таки забил, так и не заставив его заговорить человеческим голосом. Маленькая самодельная текстолитовая плата со скрупулёзно вырезанными лезвием дорожками перекочевала сначала в ящик стола, потом ещё куда-то, а после и вовсе обнаружилась в гараже, где жил мой любимый велосипед «Лама», в ящике с инструментом.
Прихватив зачем-то её с собой, я поехал кататься. Я любил это делать один, наедине со своими детскими мыслями. Если бы вы жили в том посёлке в детстве, вы бы поняли, почему я любил такое одиночество. Посёлок окружали красивые луга, речка и пруд играли лучами солнца так, что перехватывало дух. Просёлочная дорога вела в город, но меня туда не тянуло, настолько счастлив я был в этом уютном мирке.
Отвлёкся. Меня занесло на Восьмуху — так назывался район в городке, где были киоски и магазины. Решив отдохнуть, я присел на лавочке у магазина, вспомнил про приёмник, достал его из сумочки с инструментом и вставил батарейку, так как выключателя питания предусмотрено не было.
—А ты жуй-жуй свой «Орбит» без сахара и вспоминай всех тех, о ком плакала… — пропел «Сплин» из моего приёмника.
Оказывается, в моём пригороде просто были проблемы с приёмом сигнала, ведь приёмник был миниатюрный и маломощный, а здесь он прекрасно ловил несколько станций.